Несмотря на свежий ветер, волнение на озере практически отсутствовало, и я даже решился поставить спинакер, чтобы оценить мореходные качества тримарана. Под всеми парусами 'Чуда-юда' понеслась по озеру, словно моторный катер, чем несказанно меня обрадовала. Корабельные мастера во главе с Василием Плотником, учувствовавшие в первом плавании в качестве экипажа, были весьма впечатлены скоростью хода и управляемостью странного корабля. Ни один мореход 15 века даже не подозревал, что под парусом можно плыть со скоростью скачущей галопом лошади, и если бы корабельщики сами не были на борту, то в подобные рассказы просто не поверили.
К полудню мне удалось в основном разобраться с мореходными качествами своего корабля, а поэтому я решил, что на сегодня хватит приключений и повернул штурвал в сторону Новгорода. После возвращения из первого плавания, корабельщики меня зауважали и стали относиться к высказанному мной мнению с неподдельным пиететом. Этот факт меня обрадовал, потому что поначалу умудренные опытом мастера ехидно посмеивались за моей спиной над идиотскими выдумками пришлого чудака.
Конечно, перехваливать собственные таланты не стоит, так как я не изобрел ничего нового для себя. Парусное вооружение одномачтового шлюпа, одно из простейших среди парусных судов, а управление бегущим такелажем и гик-реем современной яхты, я тупо скопировал из своей памяти. Однако, парусное вооружение тримарана, выдвижной киль на основном корпусе ушкуя и руль со штурвалом, стали настоящим откровением для реалий 15 века. Конечно, были несколько фишек, которые я применил по собственной инициативе, применив обшивку из фанеры на боковых поплавках и установив водонепроницаемые перегородки в корпусе ушкуя, но и здесь я не являлся первооткрывателем. Правда у меня были опасения, что в воде фанера может размокнуть и расслоиться, но мы ее хорошо проолифили и, покрасив масляной краской наподобие свинцового сурика, тщательно просмолили.
По результатам ходовых испытаний 'Чуды-юды' не выявилось особых огрехов в конструкции судна, поэтому можно было отправляться в плавание хоть завтра, но купеческий караван задерживался в Новгороде на трое суток дольше намеченного срока. Благодаря этой задержке у меня появилось еще четыре дня на подготовку к плаванию, которые я решил использовать для углубленного выяснение ходовых качеств тримарана, тренировки экипажа.
Набирать дополнительную команду для похода я не собирался, так как для управления 'Чудой-юдой' много народа не требовалось. Помимо меня и моих гвардейцев в плаванье решил отправиться мой приказчик Михаил Жигарь, а также корабельный мастер Василий Плотник и один из его подмастерьев. Как выяснилось, у моего приказчика имелись коммерческие связи в Любеке, поэтому Михаил решил поучаствовать в походе. Купец предложил закупить на паях ходовой товар, которым можно с прибылью расторговаться в Ганзе и взял на себя все организационные вопросы.
Я вложился в наше совместное предприятие по полной программе, так как в случае форс-мажора покойнику деньги не понадобятся, и дал Жигарю полный карт-бланш на закупку товара. С экипажем из десяти человек мы должны были управиться, даже если придется идти на веслах, поэтому я отказался от десятерых ушкуйников, предложенных мне 'кончанским сотником' Никифором Сторожевским, для усиления экипажа.
С одной стороны десять опытных бойцов на корабле лишними не будут, но посторенние глаза и уши мне были не нужны, поэтому я решил отказаться от предложения.
Жигарь получив от меня практически всю имеющуюся наличность, развил бурную деятельность и закупил по своим каналам большую партию элитной пушнины, которая как-то проскочила мимо новгородского торга. У меня появились резонные подозрения, что сделка попахивает криминалом, но я не стал вмешиваться в коммерцию своего приказчика, так как он лучше меня разбирался в этих вопросах.
За день до отплытия в усадьбе Еремея Ушкуйника состоялся совет, на котором мы утрясли оставшиеся вопросы нашего похода и после небольшого фуршета отправились по домам.
– Прощай, любимый город, уходим завтра в море! – тихо напевал я, стоя за штурвалом тримарана, который оставив далеко позади купеческий караван, спускался вниз по течению Волхова к Ладожскому озеру.
Плавание по Балтийскому морю в те времена было довольно опасным не столько из-за штормов, сколько из-за пиратства, поэтому караваны в полсотни судов не были редкостью. Наш караван по тем временам считался не очень большим, так как состоял всего из десяти 'ганзейских коггов', трех ушкуев с охраной и трех купеческих 'лодий' (старорусское произношение слова ладья). Новгородская купеческая 'лодия', это 'пузатая' разновидность большого ушкуя с нашитыми бортами и палубой шириной около пяти метров. 'Лодия' больше похожа на баржу, чем на морское судно и по сравнению с 'ганзейскими коггами' выглядела убого, а про мореходные качества этого корыта я вообще умолчу. Две 'лодии' принадлежали купеческому дому Ушкуйников, а третью 'лодию', арендовал для похода 'кончанский сотник' Никифор Сторожевский, он же возглавлял отряд охраны в шесть десятков дружинников на трех ушкуях. Мой тримаран, если честно сказать был в караване 'с боку припека' и за серьезную боевую единицу ее не считали. 'Чуда-юда', она и есть 'Чуда-юда', поэтому какая на нее надежда, только смех один?
Хотя корабли купцов плыли вниз по течению Волхова, но расстояние в полторы сотни верст до Ладоги тихоходные 'когги' и 'лодии' должны были пройти примерно за четверо суток. Плестись в хвосте каравана идущего на веслах было глупо, поэтому мы вырвались вперед, договорившись встретиться с попутчиками у причалов Староладожской крепости. Эта крепость была построена еще в стародавние времена на правом берегу Волхова у слияния с рекой Ладожка, а со временем у ее стен вырос город Ладога.