Уйти чтобы не вернуться - Страница 91

Взяли мы подсылов по-тихому, поэтому искать их долго еще будут, да думаю не найдут, Волхов он любые следы скроет. Любил Кузьма Татарин живьем шкуру с людей православных сдирать, а когда самого на дыбу подвесили, то у этого храбреца язык быстро развязался. Вот и поведал мне подсыл московский, что послал его Степан Бородатый выкрасть тебя и пищаль твою скорострельную, чтобы на Москву доставить.

Хотел я татя прирезать, но Кузьма, чтобы шкуру свою спасти поведал мне про дела темные Московского князя Ивана и отца его Василия Темного, которые они злоумышляли против Новгорода и архиепископа Ионы. Такое предательство всего Великого Новгорода касается, поэтому я сразу об этом архиепископу донес и передал Ионе московских подсылов для дознания. Вот тут и выяснилось, что моего батюшку отравили людишки боярина Судакова, который давно на Москву глядит и у князей Московских в чести.

Братия монастырская не чета моим костоломам доморощенным у них и мертвый заговорит. Вот и дознались они что, склоняли Судаковы по наущению Москвы моего батюшку против архиепископа Ионы в заговор вступить. Батюшка раньше был дружен с Ионой, но они рассорились из-за земель церковных возле Павлова монастыря, которые из покон века наши были. Поэтому решили враги архиепископа склонить главу семьи Ушкуйников к предательству, но не в те хоромы постучались враги Новгорода! Батюшка сразу понял, какие силы против Новгорода ополчились и притворно согласился принять участие в заговоре, чтобы выведать всю подноготную у предателей, но предал его десятник личной охраны Степан Беспалый, у которого дочка замужем за ближним приказчиком Судаковых. Вот он и отравил моего отца по приказу боярина Судакова, чтобы заговор наружу не вышел.

– Да лихие дела в Новгороде творятся. Жил я не тужил, а тут в одночасье во врагах у целого князя Московского оказался! И что мне теперь прикажешь делать? – разозлился я.

– Александр, мы теперь с тобой одной веревочкой повязаны. Если Москва Иону свалит, то и нам с тобой не жить. Большие дела в Великом Новгороде начинаются, а силы у меня воинской мало. Архиепископ божий человек и силы воинской не имеет, у него одна надежда на дружину Никифора Сторожевского, которого решено избрать вместо Андрея Рябого 'тысяцким' 'Словенского конца'. 'Степенной тысяцкий' (выборный воевода всего новгородского ополчения) Лука Фёдорович, человек временный и пока сбор ополчения не объявлен большой власти не имеет, сейчас 'кончанские тысяцкие' да дружины боярские основная боевая сила. Только если буча в Новгороде начнется, то Сторожевскому не устоять против объединенной дружины Судаковых и Норовых. Вся надежда у нас на твои пищали скорострельные, иначе вышибут нас из Новгорода.

– И сколько у нас времени до начала заварухи?

– Думаю, зимой за нас Москва возьмется. Сейчас время торговое и многие дружины боярские купеческие караваны охраняют, да и у Москвы раздоры с татарами. Вот когда реки встанут, тогда и следует ждать дружину князя Ивана под стенами Новгорода. Конечно, город Москве не взять, но поставить своего архиепископа князь Иван с помощью предателей сможет, если мы до этого предателей не одолеем.

– Еремей, сколько у тебя в дружине людей по-настоящему верных? – спросил я.

– У нашей семьи всего полсотни воев в дружине, но бойцы как на подбор опытные и после смерти батюшки все поголовно на крови проверены и ей же повязаны. Ушкуйники Сторожевского тоже пойдут с нами до конца. Мой отец свое прозвище Ушкуйник получил в походах воинских, у него в семьях ушкуйников много друзей осталось, поэтому на две сотни матерых ушкуйников можно рассчитывать – эти не предадут.

– Итого, две с половиной сотни бойцов нужно будет вооружить скорострельными пищалями, а это как минимум два – три месяца работы и серебра нужно немеряно, – начал я считать вслух.

– Александр, ты насчет казны не сомневайся, серебро есть в достатке.

– Это конечно хорошо, только нужно производство пищалей в Новгород перенести, подальше от посторонних глаз. Да и власть мне нужна, чтобы работа без сбоев шла. Еремей, я в городе человек пришлый, а поэтому мастера новгородские со мной даже разговаривать не будут, не то чтобы подчинятся, а без их помощи мне не справиться. Что делать будем?

– На этот счет ты особо не беспокойся. Я уже по твоему поводу с архиепископом переговорил, и рассказал ему, что ты сын Данилы Савватеевича Томилина. Не знаю, поверил ли Иона моим словам, но приказал спешно доставить из Пскова выписку из церковной книги о твоем рождении. Как только гонец с заверенной грамотой прискачет, то Иона тебя сразу наследником рода Томилиных объявит и в боярское достоинство возведет.

– За что мне честь такая от архиепископа выказана? Я ему 'ни сват, ни брат', а вообще человек неизвестный, к томуже с темным прошлым, – усомнился я в словах Ушкуйника.

– У Ионы на тебя особые виды имеются. Томилины в Пскове бояре из первых, а после того как он тебя наследником признает, то будешь для Ионы своим человеком в Пскове, поэтому не сомневайся – все уже обговорено! – ответил Еремей.

– А если я не покажусь архиепископу, и он меня самозванцем объявит? Что тогда делать будем? Доказательств своего происхождения у меня никаких нет, да я толком и не помню ничего из своей жизни в Пскове! Когда 'свеи' нашу семью в полон забрали, я совсем пацаном был! Если бы не люди русские, которых вместе со мной в дальние страны продали, то я и речь бы давно забыл русскую. К томуже, когда я сбежал с лодьи, на которой меня в Казань везли, купцы опоили меня колдовским зельем. От этой отравы у меня в голове помутнение произошло и память отшибло! Как мне за борт ночью удалось вывалиться, даже сам не знаю. После побега я целую седьмицу в горячке под кустом провалялся, даже имя свое едва вспомнил, а потом больше месяца, словно зверь дикий по лесам бродил!